Всякий кто терпит скорби от мира сего ради верности
Христу и Его заповедям — мученик. Мученик, несмотря на то, что не имеет порой
той радости, с которой шли на смерть древние мученики, на то, что уныние,
страх, сомнения на грани неверия — все это терзает нас ежечасно... У каждого
человека — своя мера, у древних была своя — у нас своя.
Лики святых, разработанная градация типов святости… Когда
у нас в храме принимают записки на молебен, работницы свечного ящика смотрят
строго — чтобы, упаси Господи, ничего случайно не перепутать:
преподобномученика не записать просто мучеником, мученика — страстотерпцем.
Святые подчас видятся нам плоскими фигурками в святцах, держащими в руках
атрибуты своего типа святости, все — на одно лицо, писанное строго по канону.
Единственное, чем они отличаются — вот этими своими атрибутами, типами
святости: мученик — одно, блаженный — другое, а святитель — вовсе третье. Есть
даже некие клише, по которым, мнится нам, написаны канонические жития святых:
мы уже знаем, что ежели это преподобный, то в детстве он, как положено, в среду
и пяток материнскую грудь не брал и всегда избегал шумных игр, а мученику такие
действия могут быть и не показаны, зато его непременно «строгают железами», и
ему не больно, он в это время громко исповедует Христа (произнося порой
проповеди, построенные по всем правилам апологетической гомилетики) перед
непременно собравшейся вокруг него (на миру и смерть красна) затаенно внимающей
аудиторией, которая, впечатлившись его стойкостью, вся отправится затем массово
креститься…
Мы часто забываем простую, но важную вещь: прославление
святых, внесение их в святцы и иконографические прориси — акт не более чем
педагогический, «для примера». Учебник географии важен, он поможет правильно
ориентироваться на планете — но сама-то планета Земля, с ее морями и материками,
странами и народами, больше и сложнее, чем любой учебник. Изображение Христа на
иконе напоминает о Христе — но Им Самим не является. Изображение на иконе
человека — не стопроцентно тождественно самому реальному человеку.
Типы святости, их четкая градация — вещь достаточно
условная. Ведь в каждом христианине, обычном грешном человеке, но живущем верою
и любовью ко Христу, живущем в Его Церкви, есть в той или иной степени все типы
святости сразу, по крайней мере долженствуют быть. Святители — так разве не все
верные, народ священный, как называл христиан апостол, все собравшиеся на
литургию, а не только священник, совершают таинство Евхаристии, разве не все мы
обязаны проповедовать Царство Божие, пришедшее в силе, и Сына Божия, пришедшего
во плоти, разве, если наши родные, домашние, дети слабы в вере, мы не обязаны
быть для них пастырями добрыми, учить, наставлять и предстательствовать Богу за
всех?
Преподобные — так разве подвиг поста, молитвы, борьбы с
греховными страстями и демоническими силами, стоящими за ними, подвиг за свое
подобие Христу, не обязателен для каждого из нас?
Юродивые — так разве тот, кто следует в жизни заповедям
Христа, а не нормам и ценностям общества потребления, не юродивый для этого
мира? И разве не все мы, в любом случае, мученики, свидетельствующие о Христе
верой и терпением в скорбях и страданиях, на которые так щедр пронизанный злом
и грехом мир? Откроем те страницы святцев, которые еще только-только вышли
из-под пера истории, — мартиролог новомучеников и исповедников Российских…
Обычные люди, такие же, как мы с вами, не полубоги и даже
не персонажи «Золотой легенды», из ран которых истекало млеко вместо крови… Да
и не всегда это были телесные раны. Формально говоря, четвертак лагерей — не
строгание железами, жизнь в лагере — все-таки жизнь.
И толпы, внимающей предсмертной проповеди мученика, часто
не было — был следователь, равнодушный и к подследственному, и к его вере,
неравнодушный только к выполнению плана по врагам народа, которого от него
требует начальство. Безвестность, безымянные могилы, безымянные судьбы, далеко
не все из которых были записаны даже и «на память птицам» шаламовским пером…
Мучения от мира сего, имеющие целью заставить человека
отказаться от Христа, от Его правды и Его любви, от веры в Него, есть и сейчас.
Они принимают совсем не такие формы, к каким привыкли читатели древних
патериков. Внешне мир толерантен ко всем: веруй во что хочешь, посещай храм или
бордель, носи на груди крест или татуировку, ходи крестным ходом или на
гей-парад — полная свобода!.. Нет кесаря на троне, нет спекулатора с мечом — но
это только внешне. Всякий кто терпит скорби от мира сего ради верности Христу и
Его заповедям — мученик.
Мученик, несмотря на то что не имеет порой той радости, с
которой шли на смерть древние мученики, на то, что уныние, страх, сомнения на
грани неверия — все это терзает нас ежечасно… У каждого человека — своя мера, у
древних была своя — у нас своя. Но, преодолевая собственные немощи в упорном
желании как-нибудь, да не отступиться от Христа, не равный ли с древними подвиг
мы совершаем?
Тысячи повседневных ситуаций. Отказаться делать аборт,
хотя муж угрожает разводом.
Ухаживать за выжившей из ума престарелой капризной
бабушкой, хотя вполне можно сдать ее в дом престарелых.
Не утопить котят, нагулянных кошкой, а взять на себя
мороку их пристраивать.
Простить обидчика и забрать заявление на него из милиции,
хотя по всем статьям его следует наказать.
Не пытаться поправить свой бизнес путем уничтожения
конкурента, хотя такой поступок в наше время был бы признан естественным.
Будучи прикованным к постели, не поддаваться — изо дня в
день — унынию и отчаянию, терпеть и не оставлять молитву. (Помню смерть одной
инокини, прекрасной верующей женщины, известного всему городу педагога, которая
в постриге-то побыла всего пару месяцев перед смертью…
В последние недели жизни она решила, что ей надо хоть
немного потерпеть боль ради Христа и во искупление грехов ее прошлой мирской
жизни, и отказалась от лекарств, принимая лишь святую воду, молитвой
превозмогая страдания, неизбежные для раковых больных… И те, кто это видел: друзья, дети, наши прихожане, —
восприняли это именно как подвиг свидетельства о Христе…)
Невидимый, непонятный миру крест. Если этого ежедневного
мученичества не видит мир, если после него сотни людей не обращаются, по
примеру древних, в веру Христову — можно ли сказать, что такое мученичество
«несчитово»?.. Да, этих мучеников вряд ли канонизируют, напишут их жития
стилизованным под старину языком и изобразят на иконе, — но и этот крест
терпения, скорбей и неудач во имя Христа есть крест мученичества. Эти прориси
сделаны не черной краской на доске — ржавым гвоздем повседневности на
измученных, но исполненных веры сердцах наших современников…
Пусть этого мученичества не заметят сонмы на площадях, но
увидит всего один человек — муж, жена, ребенок, сосед, сослуживец, и пусть
зрение этого свидетельства не даст мгновенного и, скажем современным посконным
языком, «пиароемкого» плода, пусть зрящий не побежит сразу же креститься и не
будет по дороге к храму вопить в голос о своем обращении, — но кто поручится,
что этот плод веры, небольшой, но подлинный, не появится в нем через долгое
время? И этого малого, но великого плода может ждать бесконечно Тот, у Которого
тысяча лет — как один день, Кто смотрит в сердце и видит и пестует невидимое.
Тридцать восемь лет расслабленный
Жизни клейкая вода,
Суета людей и ангелов
У купели Вифезда.
Это золото терпения,
Сильным вам не оценить,
Хлеб святого невезения
Вам, зубастым, не вкусить.
Затолкали, не заметили –
Что ж, дорогу молодым!..
Неудачники, свидетели
О Христе пред веком сим.
Священник Сергий Круглов.
|
