О покаянии 

Прислушивайся к голосу своей совести и не вступай с ней в рассуждение.

 Сравнивай свою жизнь и свои поступки с жизнью и поступками лиц, которых считаешь нравственно выше себя.

Кого чем обидел, того утешь, у кого что отнял, то же верни. 

Порви знакомство с людьми, соблазняющими тебя или плохо влияющими на тебя. 

Каждой своей страсти развивай в своем сердце противоположную ей добродетель и при всем этом кайся, кайся, кайся. 

В дни моего юношества, четыре года спустя после окончания морского училища, мне было поручено привести большую двухмачтовую парусную шхуну от берегов Японии в бухту св. Ольги, расположенную недалеко от Владивостока. Погода была штормовая, и я чувствовал себя героем, когда успешно выполнил это лестное для молодого моряка поручение. 

В то время во Владивостоке проживал выдающийся по своим знаниям и опытности адмирал Терентьев, которого я очень любил и глубоко уважал. И адмирал ко мне любовно относился и благосклонно беседовал со мной. По прибытии со шхуной во Владивосток я с увлечением рассказывал этому старому моряку, как я в море штормовал и боролся с водной стихией. Выслушав меня внимательно, адмирал заметил: "А это все очень хорошо, но не думайте, голубчик, что вы сделали что-то великое: если бы потерпели аварию и не довели бы свою шхуну к месту назначения, разве вы могли бы считаться моряком?” 

С тех пор прошло сорок лет, но мудрые слова Терентьева мне памятны доныне, и каждый раз, когда я, с Божией помощью, плывя по вечно бушующему житейскому морю, успешно обходил подводные опасности, а враг человеческий возбуждал в моей душе горделивый восторг, я повторял себе слова Терентьева применительно к духовной жизни и говорил себе: "Все это хорошо, но не думай, что ты совершил что-то великое: если б ты не поборол врага, ты был бы низким христианином – только на словах”. 

Люди часто до такой степени несознательно относятся к молитве и к покаянию, что, решаясь совершить какой-либо греховный поступок и сознавая, что это скверно, говорят себе: "На исповеди я покаюсь”. Но это уже не будет покаяние, так как покаяние есть сокрушение о содеянном грехе, а здесь несчастный грешник намерен просто войти в сделку с совестью своей. 

На вопрос, задаваемый исповедующемуся: "Какие же у тебя грехи?”, часто приходится слышать ответ: "Да у меня, батюшка, особых грехов нету… Никого не убивал, не грабил…” У него нет "особых грехов”, а великие подвижники благочестия постоянно оплакивали свои грехи, считая, что согрешения их очень тяжки. Почему же пришедший на исповедь думает, что у него нет "особых грехов”? По той, конечно, причине, что мало вникает в свою душу и не готовится к исповеди. Когда его вновь спрашиваешь: "Так в чем же ты все-таки грешен?”, он, помолчав немного, перечисляет общепризнанные недостатки и говорит: "Ну, осуждаю, рассеянно молюсь, гневаюсь” и, перечислив несколько грехов, опять молчит и не знает, в чем каяться. А другие так прямо заявляют: "Вы, батюшка, пожалуйста, по требнику сами меня спрашивайте”. 

Но какая же это исповедь? Какое же это покаяние? Все это говорит о том, что христианин, пришедший на исповедь, не радеет о своем спасении, совершенно себя не знает и не желает изучать, к таинству покаяния не подготовился и пришел к духовнику, дабы получить от него отпущение грехов. 

В нравственном отношении человек уподобляется шару, находящемуся на наклонной плоскости: шар может катиться либо вниз, либо вверх, если получил толчок в ту сторону, но как только он остановится, так тотчас же станет двигаться вниз. Так и человек нравственно либо поднимается, либо опускается. Если же он прекратил подвиги свои духовные, он тотчас же станет нравственно опускаться. 

Когда нам приносят от портного вновь сшитое платье, мы его со всею тщательностью бережем и опасаемся, как бы оно не помялось, не порвалось, не измаралось. Но проходит день, проходит другой, проходит неделя, другая, и мы совершенно о своем платье забываем и перестаем его беречь. То же самое наблюдается в нашей духовной жизни: после таинств Покаяния и Святого Причастия мы сильно заботимся о своей душе и очень опасаемся, как бы не осквернить одеяние души своей. Но дня уже через три эта зоркость ослабляется, и мы начинаем все более и более распускаться и забывать о нашей бедной душе. 

О молитве 

Никогда не назначайте себе сразу длинного молитвенного правила, дабы, не будучи в состоянии его выполнять в течение продолжительного времени, не ослабить и не оставить его, что очень вредно для духовного преуспеяния. Нужно начинать с малого правила и не спешить его расширять, но от принятого никогда не отступать.

Надо помнить, что иногда сам враг человеческий начинает помогать первоначально в совершении длинного правила и все побуждает приумножить молитвы и приумножить, и когда правило достигает громадных (для новоначального) размеров, он сразу бросает неопытного подвижника, и тот с громадным трудом творит свое моление. В то же время враг стремится рассеивать его молитвы. Молитву делает нулевой, машинальной и ужасно утомляет молящегося. Появляются какое-то чувство неудовлетворенности и томление духа, начинаются уныние и скука на молитве. С каждым днем подвижник все более и более сокращает свое правило и иногда, в конце концов, его оставляет. Враг торжествует, а уловленному подвижнику много, много труда стоит вновь вступить на путь спасения. 

Когда я жил в общежитии, со мною помещались два епископа. Один из них, чтобы не мешали ему сосредоточиваться и отрешаться от всего земного, удалялся для молитвы в уединенные места и там изливал пред Богом свои прошения и раскрывал свою душу. Не видя его ни утром, ни вечером молящимся, насельники его сильно осуждали, говоря: что это за епископ, который никогда не молится. Другой владыка, не считаясь с тем, что в помещении находилось много атеистов, готовых его оскорбить за любовь к Богу как исповедника, и утром, и вечером долго молился в бараке. Разговоры и шум барачный ему не мешали, и молитва его возносилась, как дым кадильный, от земли на небо. Окружающие его осуждали, говоря: "Вот истинный фарисей, молящийся на глазах у всех Богу, чтобы казаться праведным”. Который же из двух епископов поступал правильно и кому из них нам следует подражать? 

Оба избрали надлежащий и богоугодный путь общения с Богом. Христианин не должен ни на кого смотреть, памятуя, что, как бы он ни поступал, всегда найдутся лица, которые станут его осуждать, посему во всех своих делах он должен поступать по совести, поступать искренно, не бояться людского суда и в то же время остерегаться, чтобы не ввести братии своих во искушение. Если он будет держаться этого правила и просить у Господа благословения своего решения, выбранный им путь окажется благословенным и люди скоро перестанут его судить.  

На молитве наши мысли рассеиваются оттого, что мы слишком принадлежим миру. Но есть и другая причина, состоящая в том, что с детства мы не приучены целиком сосредоточиваться на предпринятом деле. Так, при чтении мы не только не вникаем целиком в почерпываемое из книги содержание, но часто параллельно думаем о том, что уже прочли. При разговоре мы слушаем своих собеседников, а мысли парят в пространстве. При работе, даже умственной, мы нередко думаем о своих домашних делах. Очевидно, привычка никогда не принадлежать целиком своему делу дает себя знать и на молитве. 

Посему родители, приучая детей молиться, должны обращать серьезное внимание и на то, чтобы дети, какое бы дело они ни делали, целиком бы ему принадлежали и в то время ни о чем другом не думали. 

Когда диакон на всенощном бдении произносит молитву: "Спаси, Боже, люди Твоя и благослови достояние Твое, посети мир Твой милостию и щедротами…” – и перечисляет угодников Божиих, призываемых ходатаями за нас пред Богом, мое сердце сильно-сильно бьется. Какой дивный лик святых за нас молит Бога! Здесь и Василий Великий, и Григорий Богослов, и Иоанн Златоуст, и святитель Николай Мирликийский, и Московские святители, и Киево-Печерские преподобные, и прочие святые, близко к нам стоящие и посему особенно нам дорогие. Сильно бьется мое сердце, и я радостно спешу к ходатайствам сих великих угодников присоединить и свои грешные молитвы. 

От чего происходит рассеянная молитва? От многих причин, но главной из них следует считать маловерие. Действительно, если бы молящийся был уверен, что стоит перед Богом и беседует с Ним, неужели бы он стал рассеянно молиться… Вы не видите Бога, это правда, но ведь, когда вы разговариваете с человеком, стоящим в другой комнате, вы его тоже не видите и тем не менее сосредоточиваете свое внимание на своем разговоре. Почему? По той причине, что убеждены, уверены и не сомневаетесь, что ваш собеседник вас слышит. И если бы молящийся был убежден в том, что Господь его слышит, как тот человек в соседней комнате, он не стал бы рассеиваться на молитве. 

Если христианин часто в течение дня обращается к Господу, Божией Матери и Святым, о, как близко, близко к себе он чувствует Небожителей! Они для него столь же близки, как те лица, с которыми он разговаривает и общается, и он сознает, что они о нем заботятся и не оставляют без помощи. Он их только не видит, как слепец не видит окружающих его людей. Но, как и слепец, он не сомневается, что находится постоянно в среде угодников, которым привык молиться, величать их и прославлять. Он чувствует, что составляет с ними одно нераздельное целое, возглавляемое Господом Иисусом Христом. О, как радостно это сознание!